воля и вера меняют мир
Давно я ни с кем не гулял. Я написал своей знакомой Маше, с которой мы уже один раз гуляли, и я был удивлен ее взаимному согласию погулять. Видимо, наша первая встреча ей была интересна. Я предложил встретиться на Горьковской и погулять по тихим улицам, которые я когда-то обнаружил, гуляя с Анной III. Мы действительно нашли что-то похожее, но заброшенных домов и поросшего густой травой спуска в бомбоубежище с ржавой решеткой мы не обнаружили.
Мы говорили об отпуске, погоде, рок-концертах. Я рассказывал о своем недавнем походе в Камчатку, Маша меня слушала. Все-таки мы с ней были на разных уровнях – она была более простая девушка с небольшим кругозором, поэтому мне временами трудно было подобрать тему для разговора. Но она слушала рок и выглядела, как хорошенькая неформалка. К ее белесым волосам и коже очень хорошо шли черный топик и колготки в сеточку. Она была красивой и приятной. Я выглядел под стать ей. На мне были черные брюки и моя любимая косуха.
Я думал, чем может закончиться наш вечер. Ее спутником должен был быть простой парень, незамысловатый, но резкий мужик, в котором она бы видела беспрекословную силу. Но который бы уважал ее, иначе ее гордый характер взбунтовался бы. Наверно, я был слишком интеллигентен для нее. Такие мысли занимали меня, когда мы дошли до площади Льва Толстого, и я предложил ей сходить на крышу. Она ни разу не была на крышах в центре, и согласилась. Я повел ее на знакомую мне крышу, где когда-то поздней осенью я рассказал Тане о том, что она мой идеал.
Нам повезло – дверь в парадную оказалась приоткрыта, и нам не пришлось разыгрывать из себя распространителей рекламы, обзванивая квартиры. Я так давно не был на крыше – наверно, с весны прошлого года. Я увидел знакомые пейзажи, ну а Маша была в приятном восторге. Так же она побаивалась высоты, и ей было жутко глядеть с отвесной стены высотой в 7-8 этажей.
Перед взглядом расстилался совсем другой Петербург. Ряды красно-бурых проржавевших крыш тянулись до горизонта. И эта картина контрастировала с ярким летним солнцем и безоблачным ярко-голубым небом, нечастым для города. Кое-где на соседних крышах виднелись граффити, вдалеке по разным сторонам света возвышались доминанты города – шпиль Петропавловки, Исаакий, телебашня на Петроградке.
Мы уселись на практически плоском четырехугольнике, возвышавшимся на двускатной крыше, и болтали о всякой всячине: рассказывали истории из жизни, смеялись и наслаждались пейзажем. Я попутно открыл бутылочку пива, она – банку коктейля.
Солнце шло на закат. Покончив с напитками, мы решили пофотографироваться. Какой же поход на крышу обходится без этого! Она сделала несколько хороших фото меня в косухе, я фотографировал ее на фоне разных объектов на крыше: на фоне трубы, на краю крыши. Поскольку она боялась лазить по скатам крыши, мне иногда приходилось переносить ее на руках, благо она была миниатюрной и очень легкой. Она поначалу не хотела фотографироваться, но была очень фотогенична.
Мы собирались уходить, но я оставил немного пива, и теперь допивал его небольшими глотками. Я смотрел на нее: на фоне голубого неба Маша была очень красива. Я встал рядом с ней, и она заметила, что наши тени на противоположной стене очень хорошо смотрятся. Я обнял ее, потом отпустил. Я хотел задать один вопрос, и глядя на нее, спросил, можно ли ее поцеловать? Она ответила: «Нет», и я сказал, что просто наш вечер произвел на меня впечатление. Она нежно просила не обижаться на нее, мы полезли вниз, и я подавал ей ручку.
Мы сбежали по лестнице и снова оказались в шумном городе. Странно, на крыше было удивительно тихо, и совсем не ощущалось городского движения. По дороге к метро мы перекинулись несколькими фразами, и мы оба улыбались. Я был доволен приятным вечером, ну а ей были очень интересны новые впечатления, да и пообщались мы очень душевно. Мы спустились в метро, и перед выходом на своей станции она поблагодарила меня за приятный вечер. Я улыбнулся, глядя в ее светлые голубые глаза и пожелал ей удачи. А вечером, когда я писал эти строчки, я хотел перезвонить маме, но в числе последних звонков случайно набрал ее номер и еще раз пожелал удачного вечера. Она даже не подозревала, что я пишу о ней, и в эти минуты старательно фиксирую все впечатления этого приятного вечера.
Мы говорили об отпуске, погоде, рок-концертах. Я рассказывал о своем недавнем походе в Камчатку, Маша меня слушала. Все-таки мы с ней были на разных уровнях – она была более простая девушка с небольшим кругозором, поэтому мне временами трудно было подобрать тему для разговора. Но она слушала рок и выглядела, как хорошенькая неформалка. К ее белесым волосам и коже очень хорошо шли черный топик и колготки в сеточку. Она была красивой и приятной. Я выглядел под стать ей. На мне были черные брюки и моя любимая косуха.
Я думал, чем может закончиться наш вечер. Ее спутником должен был быть простой парень, незамысловатый, но резкий мужик, в котором она бы видела беспрекословную силу. Но который бы уважал ее, иначе ее гордый характер взбунтовался бы. Наверно, я был слишком интеллигентен для нее. Такие мысли занимали меня, когда мы дошли до площади Льва Толстого, и я предложил ей сходить на крышу. Она ни разу не была на крышах в центре, и согласилась. Я повел ее на знакомую мне крышу, где когда-то поздней осенью я рассказал Тане о том, что она мой идеал.
Нам повезло – дверь в парадную оказалась приоткрыта, и нам не пришлось разыгрывать из себя распространителей рекламы, обзванивая квартиры. Я так давно не был на крыше – наверно, с весны прошлого года. Я увидел знакомые пейзажи, ну а Маша была в приятном восторге. Так же она побаивалась высоты, и ей было жутко глядеть с отвесной стены высотой в 7-8 этажей.
Перед взглядом расстилался совсем другой Петербург. Ряды красно-бурых проржавевших крыш тянулись до горизонта. И эта картина контрастировала с ярким летним солнцем и безоблачным ярко-голубым небом, нечастым для города. Кое-где на соседних крышах виднелись граффити, вдалеке по разным сторонам света возвышались доминанты города – шпиль Петропавловки, Исаакий, телебашня на Петроградке.
Мы уселись на практически плоском четырехугольнике, возвышавшимся на двускатной крыше, и болтали о всякой всячине: рассказывали истории из жизни, смеялись и наслаждались пейзажем. Я попутно открыл бутылочку пива, она – банку коктейля.
Солнце шло на закат. Покончив с напитками, мы решили пофотографироваться. Какой же поход на крышу обходится без этого! Она сделала несколько хороших фото меня в косухе, я фотографировал ее на фоне разных объектов на крыше: на фоне трубы, на краю крыши. Поскольку она боялась лазить по скатам крыши, мне иногда приходилось переносить ее на руках, благо она была миниатюрной и очень легкой. Она поначалу не хотела фотографироваться, но была очень фотогенична.
Мы собирались уходить, но я оставил немного пива, и теперь допивал его небольшими глотками. Я смотрел на нее: на фоне голубого неба Маша была очень красива. Я встал рядом с ней, и она заметила, что наши тени на противоположной стене очень хорошо смотрятся. Я обнял ее, потом отпустил. Я хотел задать один вопрос, и глядя на нее, спросил, можно ли ее поцеловать? Она ответила: «Нет», и я сказал, что просто наш вечер произвел на меня впечатление. Она нежно просила не обижаться на нее, мы полезли вниз, и я подавал ей ручку.
Мы сбежали по лестнице и снова оказались в шумном городе. Странно, на крыше было удивительно тихо, и совсем не ощущалось городского движения. По дороге к метро мы перекинулись несколькими фразами, и мы оба улыбались. Я был доволен приятным вечером, ну а ей были очень интересны новые впечатления, да и пообщались мы очень душевно. Мы спустились в метро, и перед выходом на своей станции она поблагодарила меня за приятный вечер. Я улыбнулся, глядя в ее светлые голубые глаза и пожелал ей удачи. А вечером, когда я писал эти строчки, я хотел перезвонить маме, но в числе последних звонков случайно набрал ее номер и еще раз пожелал удачного вечера. Она даже не подозревала, что я пишу о ней, и в эти минуты старательно фиксирую все впечатления этого приятного вечера.