воля и вера меняют мир
После литературного собрания мы окунулись в тёплый вечерний город. Я чувствовал, что мы не можем разойтись просто так. И после короткого обсуждения решено было двинуться в сторону магазинов. Найдя, пусть и не с первого раза, человеческий магазин, в котором согласились продать вино поэтам, мы быстро очутились в таком знакомом Александровском парке. На просторной белой скамейке под нависшими зелёными ветвями мы оказались все вместе. Посыпались разговоры о разном, и они были живые, искренние. Я говорил с людьми о чём-то простом, но важном. О том, чтобы придумать какую-то заданную тему для беседы, не могло быть и речи. Мы пили за искусство, любовь, за пылающего Феникса, и что-то запылало в нас. Я кружился в танце с Лизой под старинную кельтскую мелодию, которую исполнял на флейте Артемий. Живая музыка удивляла прохожих – один шатающийся седовласый интеллигент подошёл к нам и долго восхищался. Сорвавшиеся с губ поцелуи, светлая голубая ночь и немигающие жёлтые фонари, упрямо смотревшие на нашу скамейку, настойчиво шептали о знойном лете. Я в эти минуты чувствовал полноту бытия. Я был один, и со всеми.
Мне казалось очень занимательным декламировать стихи, глядя в глаза случайным прохожим. Крутя в руке гранёный стакан с вином, я читал «Незнакомку». Пронзая пространство рифмами, мы подняли накал нашей встречи донельзя. Поцелуи вспыхивали то там, то здесь. Кажется, в эту ночь страдающие сердца находили утешение. И среди причудливо разъединённых пар притяжение, то такое естественное, то такое странное, легко сочеталось с разговорами о путешествиях, приколами о чётких липецких нравах, и любви к людям, дремавшей глубоко внутри. Немного необычного, восточного и неравновесного чувства вошло в этот коктейль. В середине ночи накал начал спадать. На поле разлитых мыслей и эмоций повеяло холодом. Мы стали медленно собираться и прощаться друг с другом.
Но на этом приключения не закончились. Для меня единственная дорога на большую землю лежала через Васильевский остров. Втроём мы отправились в путь. Преодолев Тучков мост, мы двигались вдоль неуклонно прямой Кадетской линии, которая выбросила нас на набережную. Виднелся второй рубеж. Дворцовый мост сиял подсветкой, но был зловеще пуст. Ни машин, ни прохожих. Мы ускорили шаг. Но вдруг совершилось чудо – мост раскинул свои пролёты на наших глазах. И через образовавшуюся пустоту вереницей пошли корабли с древесиной. Это произвело неизгладимое впечатление на Вику – мост так просто отрезал нам путь домой. А Артемий, нисколько не смутившись, уселся на гранитный парапет и начал что-то писать. Васильевский остров оставил нас у себя ещё на пару часов. В тихом Сабвее в полудрёме прошли предутренние часы. Но в шесть часов мы выбежали в новый день, над которым сияло Солнце, выжигая и без того выцветшие камни. Не юг Испании, не берег Италии, а северный город впустил лето в свои владения, чему мы все были рады, набирая ход в направлении дома.
Мне казалось очень занимательным декламировать стихи, глядя в глаза случайным прохожим. Крутя в руке гранёный стакан с вином, я читал «Незнакомку». Пронзая пространство рифмами, мы подняли накал нашей встречи донельзя. Поцелуи вспыхивали то там, то здесь. Кажется, в эту ночь страдающие сердца находили утешение. И среди причудливо разъединённых пар притяжение, то такое естественное, то такое странное, легко сочеталось с разговорами о путешествиях, приколами о чётких липецких нравах, и любви к людям, дремавшей глубоко внутри. Немного необычного, восточного и неравновесного чувства вошло в этот коктейль. В середине ночи накал начал спадать. На поле разлитых мыслей и эмоций повеяло холодом. Мы стали медленно собираться и прощаться друг с другом.
Но на этом приключения не закончились. Для меня единственная дорога на большую землю лежала через Васильевский остров. Втроём мы отправились в путь. Преодолев Тучков мост, мы двигались вдоль неуклонно прямой Кадетской линии, которая выбросила нас на набережную. Виднелся второй рубеж. Дворцовый мост сиял подсветкой, но был зловеще пуст. Ни машин, ни прохожих. Мы ускорили шаг. Но вдруг совершилось чудо – мост раскинул свои пролёты на наших глазах. И через образовавшуюся пустоту вереницей пошли корабли с древесиной. Это произвело неизгладимое впечатление на Вику – мост так просто отрезал нам путь домой. А Артемий, нисколько не смутившись, уселся на гранитный парапет и начал что-то писать. Васильевский остров оставил нас у себя ещё на пару часов. В тихом Сабвее в полудрёме прошли предутренние часы. Но в шесть часов мы выбежали в новый день, над которым сияло Солнце, выжигая и без того выцветшие камни. Не юг Испании, не берег Италии, а северный город впустил лето в свои владения, чему мы все были рады, набирая ход в направлении дома.